Бесплатные Аудиокниги от автора "Солженицын Александр" на Audiobukva.ru

Раковый корпус — роман А. И. Солженицына (сам автор определял его как «повесть»), написанный в 1963-1966 по мотивам пребывания писателя в онкологическом отделении больницы в Ташкенте в 1954. Роман первоначально был принят к публикации в журнале «Новый мир» при главном редакторе А. Т. Твардовском, и с автором был заключен договор. Первая часть романа официально обсуждалась в секции прозы Московского отделения Союза писателей СССР (1966). Тем не менее в тот период «Раковый корпус» так и не был опубликован в СССР. Вершиной советского легального существования «Ракового корпуса» был набор нескольких первых глав для публикации в «Новом мире». По распоряжению властей печатание было остановлено, а набор был затем рассыпан. В конце концов «Раковый корпус» стал расходиться в СССР в самиздате и вышел в переводах и на русском языке на Западе. Вместе с романом «В круге первом» стал большим мировым литературным событием и был одним из оснований для присуждения Солженицыну Нобелевской премии по литературе (1970). Роман настолько натуралистичен, что некоторые впечатлительные читатели «находили» у себя признаки рака во время прочтения.

«Август Четырнадцатого» – первый узел исторической эпопеи «Красное Колесо». В нём не только произведен показ и анализ Самсоновской катастрофы, но дан художественный обзор царствования последнего императора Николая Второго вплоть до Первой мировой войны и ярко представлена фигура премьер-министра П. А. Столыпина, его труды, реформы и трагическая смерть. «Задуманный в 1937 и завершенный в 1980 году „Август четырнадцатого“ А.И.Солженицына представляет собою значительную веху в художественном освещении Первой мировой войны. Критики уже не раз отмечали его переклички с „Войной и миром“ Л.Толстого. Согласимся с В.Потаповым: „Писать так, будто толстовской эпопеи не существовало, Солженицын не мог“. Учитывая неоднократные высказывания писателя о мотивах, побудивших его обратиться к отечественной истории, решающим среди которых, как известно, явилось опровержение господствовавшей в общественном сознании лжи, естественно было бы предположить: писать так, будто не существовало советских произведений об „империалистической бойне“, Солженицын тоже не мог. При этом речь, вероятно, может идти о его полемике с каким-то одним из них; на наш взгляд, целесообразнее вести разговор о противостоянии „Августа четырнадцатого“ сложившейся в советской литературе традиции художественного воплощения исторического катаклизма, ознаменовавшего начало ХХ века...»

«Архипелаг возникает из моря» — так названа глава о легендарных раннесоветских Соловках. Каковы же очертания всплывшего Архипелага? Вслед за автором мы ступаем в ладью, на которой поплывем с острова на остров, то протискиваясь узкими протоками, то несясь прямыми каналами, то захлебываясь в волнах открытого моря. Такова сила его искусства, что из сторонних зрителей мы быстро превращаемся в участников путешествия: содрагаемся от шипения: «Вы арестованы»!, изводимся в камере всю бессонную первую ночь, с колотящимся сердцем шагаем на первый допрос, безнадежно барахтаемся в мясорубке следствия, заглядываем по соседству в камеры смертников, — и через комедию «суда», а то и вовсе без него нас вышвыривает на острова Архипелага. Мы сутки за сутками едем в забитом арестантами «вагонзаке», мучаясь от жажды; на пересылках нас грабят блатные; в лагерях на Колыме и в Сибири мы, истощенные голодом, замерзаем на «общих работах». Если хватает сил, мы оглядываемся и видим вокруг — и слушаем рассказы — крестьян и священников, интеллигентов и рабочих, бывших партийцев и военных, стукачей и «придурков», уголовников и «малолеток», людей всех вер и народов, населявших Советский Союз. Книга эта — о восхождении человеческого Духа, о единоборстве его со злом. Вот почему, закрывая ее, читатель, помимо боли и гнева, чувствует прилив силы и света. Прочитано по сокращенному изданию 2010 года.

Книга Александра Исаевича Солженицына «Двести лет вместе» — это попытка рассмотрения такого большого и интересного явления, как сосуществование двух народов — русского и еврейского — на протяжении двух веков российской истории. Здесь представлена первая часть книги, охватывающая период с 1795 по 1916 годы. В этом произведении Солженицын не пытается обелить или очернить ту или иную нацию, а лишь выносит на суд читателя собранные и систематизированные им мнения множества политических и общественных деятелей по пресловутому «еврейскому вопросу». Кто-то может сказать, что такого вопроса попросту не существует, — ан нет! Вся история еврейского народа, народа космополитичного, не имевшего даже своей территории вплоть до образования Израиля в 1948 году — это история его выживания и взаимодействия с другими нациями. Представленная книга, вполне способная перевернуть ваше представление о еврействе, описывает российскую главу этой истории.

Исторический роман – это огромная эпопея из истории России, итоговое произведение великого писателя, где он пытается понять причины катастрофы, постигшей нашу страну в 20 веке. «Если Вторая армия входила в Пруссию, как голова быка, то они тут сейчас, на станции Ротфлис, были остриём правого рога. Рог вошёл в тело Восточной Пруссии уже на две пятых глубины». «И в тени чего-то большого, не рассмотрев, ты, как к стенке, прислоняешься к массивной чугунной опоре – а она вдруг сдвигается, а она оказывается большим красным колесом паровоза, его проворачивает открытый длинный шток, – и уже тебе закручивает спину – туда! под колесо!!»

Рассказы 1959-1966 — Один день Ивана Денисовича — Матренин двор — Правая кисть — Случай на станции Кочетовка — Для пользы дела — Захар-Калита — Как жаль — Пасхальный крестный ход Крохотки 1958-1963 — Дыхание — Озеро Сегден — Утенок — Прах поэта — Вязовое бревно — Отраженье в воде — Гроза в горах — Город на Неве — Шарик — Способ двигаться — Старое ведро — На родине Есенина — Колхозный рюкзак — Костер и муравьи — Мы-то не умрем — Приступая ко дню — Путешествуя вдоль Оки — Молитва Двучастные рассказы 1993-1998 — Эго — На краях — Молодняк — Настенька — Абрикосовое варенье — Все равно — На изломах — Желябугские выселки — Адлиг Швенкиттен (односуточная повесть) Крохотки 1996-1999 — Лиственница — Молния — Колокол Углича — Колокольня — Старение — Позор — Лихое зелье — Утро — Завеса — В сумерки — Петушье пенье — Ночные мысли — Поминовение усопших — Молитва

Тексты «Матренин двор» и «Случай на станции Кочетовка» были впервые опубликованы в январской тетради «Нового мира» за 1963 год под шапкой «Два рассказа». Это была вторая публикация рассказов Солженицына. Главный редактор «Нового мира» Александр Твардовский не сразу решился принять рассказы к печати. Успех «Одного дня Ивана Денисовича» (опубликован 18 ноября 1962 года) убедил его назначить повторное редакционное обсуждение и напечатать таки эти тексты.

Школьный учитель, желающий работать в деревне в средней полосе России, снимает угол в избе у престарелой сельчанки Матрены, на первый взгляд обычной вдовы, не дождавшейся мужа с войны.

Крестьянин и фрон­товик Иван Дени­сович Шухов оказался «государ­ственным преступ­ником», «шпионом» и попал в один из сталин­ских лагерей, подобно милли­онам совет­ских людей, без вины осуж­дённых во времена «культа личности» и массовых репрессий. Он ушёл из дома 23 июня 1941 г., на второй день после начала войны с гитле­ров­ской Герма­нией, «… в феврале сорок второго года на Северо-Западном [фронте] окру­жили их армию всю, и с само­лётов им ничего жрать не бросали, а и само­лётов тех не было. Дошли до того, что стро­гали копыта с лошадей околевших, разма­чи­вали ту рого­вицу в воде и ели», то есть коман­до­вание Красной Армии бросило своих солдат поги­бать в окру­жении. Вместе с группой бойцов Шухов оказался в немецком плену, бежал от немцев и чудом добрался до своих. Неосто­рожный рассказ о том, как он побывал в плену, привёл его уже в совет­ский конц­ла­герь, так как органы государ­ственной безопас­ности всех бежавших из плена без разбора считали шпио­нами и дивер­сан­тами. Вторая часть воспо­ми­наний и размыш­лений Шухова во время долгих лагерных работ и корот­кого отдыха в бараке отно­сится к его жизни в деревне. Из того, что родные не посы­лают ему продуктов (он сам в письме к жене отка­зался от посылок), мы пони­маем, что в деревне голо­дают не меньше, чем в лагере. Жена пишет Шухову, что колхоз­ники зара­ба­ты­вают на жизнь раскра­ши­ва­нием фаль­шивых ковров и продажей их горо­жанам. Если оста­вить в стороне ретро­спекции и случайные сведения о жизни за преде­лами колючей прово­локи, действие всей повести зани­мает ровно один день. В этом коротком временном отрезке перед нами развёр­ты­ва­ется пано­рама лагерной жизни, своего рода «энцик­ло­педия» жизни в лагере. Во-первых, целая галерея соци­альных типов и вместе с тем ярких чело­ве­че­ских харак­теров: Цезарь — столичный интел­ли­гент, бывший кино­де­я­тель, который, впрочем, и в лагере ведёт срав­ни­тельно с Шуховым «барскую» жизнь: полу­чает продук­товые посылки, поль­зу­ется неко­то­рыми льго­тами во время работ; Кавто­ранг — репрес­си­ро­ванный морской офицер; старик катор­жанин, бывавший ещё в царских тюрьмах и на каторгах (старая рево­лю­ци­онная гвардия, не нашедшая общего языка с поли­тикой боль­ше­визма в 30-е гг.); эстонцы и латыши — так назы­ва­емые «буржу­азные нацио­на­листы»; баптист Алёша — выра­зи­тель мыслей и образа жизни очень разно­родной рели­ги­озной России; Гопчик — шест­на­дца­ти­летний подро­сток, чья судьба пока­зы­вает, что репрессии не разли­чали детей и взрослых. Да и сам Шухов — харак­терный пред­ста­ви­тель россий­ского крестьян­ства с его особой деловой хваткой и орга­ни­че­ским складом мышления. На фоне этих постра­давших от репрессий людей выри­со­вы­ва­ется фигура иного ряда — началь­ника режима Волкова, регла­мен­ти­ру­ю­щего жизнь заклю­чённых и как бы симво­ли­зи­ру­ю­щего беспо­щадный комму­ни­сти­че­ский режим. Во-вторых, деталь­нейшая картина лагер­ного быта и труда. Жизнь в лагере оста­ётся жизнью со своими види­мыми и неви­ди­мыми стра­стями и тончай­шими пере­жи­ва­ниями. В основном они связаны с проблемой добы­вания еды. Кормят мало и плохо жуткой баландой с мёрзлой капу­стой и мелкой рыбой. Своего рода искус­ство жизни в лагере состоит в том, чтобы достать себе лишнюю пайку хлеба и лишнюю миску баланды, а если повезёт — немного табаку. Ради этого прихо­дится идти на вели­чайшие хитрости, выслу­жи­ваясь перед «авто­ри­те­тами» вроде Цезаря и других. При этом важно сохра­нить своё чело­ве­че­ское досто­ин­ство, не стать «опустив­шимся» попро­шайкой, как, например, Фетюков (впрочем, таких в лагере мало). Это важно не из высоких даже сооб­ра­жений, но по необ­хо­ди­мости: «опустив­шийся» человек теряет волю к жизни и обяза­тельно поги­бает. Таким образом, вопрос о сохра­нении в себе образа чело­ве­че­ского стано­вится вопросом выжи­вания. Второй жизненно важный вопрос — отно­шение к подне­воль­ному труду. Заклю­чённые, особенно зимой, рабо­тают в охотку, чуть ли не сорев­нуясь друг с другом и бригада с бригадой, для того чтобы не замерз­нуть и свое­об­разно «сокра­тить» время от ночлега до ночлега, от кормёжки до кормёжки. На этом стимуле и построена страшная система коллек­тив­ного труда. Но она тем не менее не до конца истреб­ляет в людях есте­ственную радость физи­че­ского труда: сцена стро­и­тель­ства дома бригадой, где рабо­тает Шухов, — одна из самых вдох­но­венных в повести. Умение «правильно» рабо­тать (не пере­на­пря­гаясь, но и не отлы­нивая), как и умение добы­вать себе лишние пайки, тоже высокое искус­ство. Как и умение спря­тать от глаз охран­ников подвер­нув­шийся кусок пилы, из кото­рого лагерные умельцы делают мини­а­тюрные ножички для обмена на еду, табак, тёплые вещи… В отно­шении к охран­никам, посто­янно прово­дящим «шмоны», Шухов и остальные Заклю­чённые нахо­дятся в поло­жении диких зверей: они должны быть хитрее и ловчее воору­жённых людей, обла­да­ющих правом их нака­зать и даже застре­лить за отступ­ление от лагер­ного режима. Обма­нуть охран­ников и лагерное началь­ство — это тоже высокое искус­ство. Тот день, о котором повест­вует герой, был, по его собствен­ному мнению, удачен — «в карцер не поса­дили, на Соцго­родок (работа зимой в голом поле — прим. ред.) бригаду не выгнали, в обед он закосил кашу (получил лишнюю порцию — прим. ред.), бригадир хорошо закрыл процен­товку (система оценки лагер­ного труда — прим. ред.), стену Шухов клал весело, с ножовкой на шмоне не попался, подра­ботал вечером у Цезаря и табачку купил. И не заболел, пере­могся. Прошёл день, ничем не омра­чённый, почти счаст­ливый. Таких дней в его сроке от звонка до звонка было три тысячи шестьсот пять­десят три. Из-за висо­косных годов — три дня лишних набав­ля­лось...»

Первый вариант (96 глав, так называемый «КРУГ-96») был написан в 1955-1958 на основе автобиографического материала. В 1948-1949 году Александр Исаевич работал в Марфинской шарашке. Прообразом для одного из главных героев романа Льва Рубина стал знакомый Александра Солженицына по «шарашке», известный советский литературовед (германист) и диссидент — Лев Копелев. Идеологически крайне острый роман был написан Солженицыным в литературном подполье, без надежды на публикацию. В 1965 году вместе с другими произведениями был конфискован КГБ. В 1964 году Солженицын переделал роман, надеясь напечатать его легально. В новой редакции роман состоял из 87 глав («КРУГ-87»); неприемлемые для цензуры места были изъяты или сглажены, некоторые сюжетные линии изменены. Даже в изменённом виде роман напечатан не был, распространялся в самиздате. В 1968 году был опубликован на Западе. В том же году Солженицын восстановил первоначальную версию романа с небольшими изменениями. В СССР «В круге первом» был опубликован только в 1990 году.

Во второй книге «Октября Шестнадцатого» слушатель погружается в тоску окопного сидения и кровавую молотилку боя, наблюдает тамбовских мужиков и штабных офицеров, Ленина в Цюрихе и думских депутатов в Таврическом, наконец, слышит знаменитую речь Милюкова, «штормовой сигнал революции».

У Ивана Денисовича начинается новый день, день, в который Солженицын постарался вложить все десять лет лагеря. И у него это получилось.

Написанное в 1950—1951 годах, одно из первых знаковых произведений, провозгласивших свободу слова на территории СССР и раскрывших небольшую долю происходивших в финале коммунистического уничтожения населения событий. Разворачиваются они на территории трудового лагеря строгого режима, где-то в Сибири, и рассказывает о них — об одном своем прожитом дне — зек Иван Денисович Шухов, бывший крестьянин, призванный в 41-м на войну, и, вскоре, попавший в плен к немцам. Но из плена лесами спасшийся и схваченый красными пограничниками. Как и большему числу беглых из немецких лагерей русским солдатам герою предъявлено обвинение в шпионаже, под пытками одета статья 58, 56, «Измена родине» — и 10 лет ссылок, каторжных работ и лагерей. Быт, законы жизни, взаимоотношения зеков, их истории, как и происходящее в течении трудового дня и свободного времени, описано Солженицыным со свойственной духу места подачей и является книгой, предвосхищающей его основное произведение — «Архипелаг Гулаг».