Жанр "Юмор, сатира" аудиокниг на Audiobukva.ru, страница 135

Сказ для тех, кто уже давно не верит в жар-птиц, но хорошо знаком с троллями из соцсетей.


В некотором царстве, в некотором Интернет-государстве раскинулся шумный-прешумный Лес. А может, и не Лес это вовсе был, а огромный интернет-Базар, где с утра до ночи не умолкали голоса.

И жили недалече от того Базара особой породы зверолюди — Крикуны-Пустобрехи. Самый главный среди них был пузатый ТримальХион. Не колдун он был, не чародей, а так, пыль в глаза пускать мастак. Обзавелся он Волшебным Рогом — а может, и не волшебным, и не рогом, а просто Громкоговорилкой. И понеслось вещание… И понеслось вещание...

Собрался как-то вокруг него народ, а он и давай трубить через рог:
—Глядите-ка, Мастер из соседней слободы шкатулку новую сделал! А она кривая, между прочим! И дерево не то! И лак не блестит! И узор не тот! Ерунда, а не работа!

Сильно уж завидно ему было, что Мастер свободно жил, ни перед кем голову не склонял.

А сам-то ТримальХион за всю жизнь и щепки не обточил. Но прислуживаться и угождать богатым любил, и приплачивали ему за это, и одарили Волшебным Рогом, Громкоговорилкой, чтоб голос у него был ещё ГРОМЧЕ.

И сразу нашлись у него подпевалы-ТримальХоры, а по-народному — такие же Крикуны-хористы. Загалдели, заголосили, разнесли по всей округе кривду обманную. И не смел никто им перечить, –не то навалятся скопом — забьют до полусмерти.

А что же Мастер? А Мастер в своей светёлке-мастерской сидел и работал над шкатулкой. Услышал он этот гул и гомон. Вздохнул. Да не от обиды, — от жалости к ним, подпевалам злым.
– «Пустая посудина громче звенит» – только и сказал.
Потому что знал он великую тайну: крикуны больше всего на свете и боятся тишины. В тишине слышно, что у них внутри-то ПУСТО, словно в высохшем колодце или пустом ведре.

И решил Мастер не вступать в перепалку. Не кричать в ответ:
«А вот и не кривая моя шкатулка! А вот и дерево то самое, какое нужно!»
Принялся Мастер за новую поделку. За то время, что в Интернет-лесу шум да гам стоял, он с лёгкой усмешкой взглянул в сторону Базара, и даже перед своими домашними оправдываться не стал. Его РАБОТА была ответом на козни недоброжелателей. И, как человек дела, он просто ещё глубже погрузился в неё, как говорится, «с головой». Вкладывая всё своё мастерство, душу и сердце в неодушевлённый предмет, — он резал, оттачивал, шлифовал, полировал и изредка, как бы со стороны, любовался красотой каждой детали, каждой завитушкой узора.
Шкатулка вышла ещё краше прежней, точнее и узористее. А Крикуны тем временем всё продолжали «базарить» — спорить до хрипоты и переругиваться меж собой, — кому из них виднее, чья кривда прямее, чей спор забористей, а голос громче. От их гвалта у них самих уже в ушах звенело и в башке трещало.

И стали люди потихоньку от них отходить, сторониться, потому что устали от пустого нескончаемого шума-гама и пустопорожней болтовни. Потянулись люди по одному, а то и по два, по трое к Мастеру. Не за громкими словами, а поглядеть да потрогать своими руками то, что сотворил он в мастерской. Долго стояли потом с тихим изумлением, разглядывая работы мастера, молча восхищаясь красотой его поделок.
И стали понимать: и стар, и млад, что правда — не в крике и споре, а в умелых руках, делающих своё дело. Неважно, рождается ли это дело под стук молота кузнеца или в тишине ровного дыхания вышивальщицы, в ритмичной работе косарей или под скрип пера летописца. Правда в тех, кто свое дело ЛЮБИТ и на благо людское ДЕЛАЕТ.

Глава 1. Кто говорит громче всех

Посмотрите вокруг: наш век стал огромным базаром, где каждый — с телефоном, с камерой, с микрофоном — спешит высказаться. Поток мнений напоминает реку, в которой уже невозможно различить источник. Слова летают в воздухе, сталкиваются, разбиваются, оседают в сетях. Сегодня право голоса имеет не тот, кто знает, а тот, кто умеет быть громким.

Когда-то человек прежде чем говорить, думал. Теперь прежде чем думать, говорит.
И вот из этой новой породы говорунов рождается тип, о котором стоит поговорить отдельно — Тримальхион.

Тримальхион — это не имя, а образ. В Древнем Риме это был нувориш, раб, разбогатевший и уверовавший, что богатство заменяет образование. Сегодняшний Тримальхион — это человек, обретший власть слова без ответственности перед истиной. У него есть микрофон, подписчики, влияние. Но нет главного — внутреннего основания.

Он знает, как выглядеть умным, но не знает, как думать. Его кредо: «главное — быть заметным». А всё остальное — дело десятое.
Он выдает уверенность за компетентность, резкость — за силу, осведомлённость — за мудрость. Но в его фразах — пустота, как в барабане, который гремит лишь потому, что пуст.

Тримальхион не исследует, не сомневается, не ищет. Он «знает всё» уже с первого взгляда. Знание для него — не труд, а украшение. Он таскает слова, как бусы, не понимая, из чего они сделаны.

Он оперирует тремя приёмами, как дешёвый фокусник:
— Клише. Они заменяют мысль, как маска заменяет лицо.
— Показной жаргон. Пышные слова, за которыми нет ни точности, ни смысла.
— Оценка вместо анализа. «Плохо», «ерунда», «глупость» — его любимые приговоры.

Такой критик не видит труда за произведением, не слышит дыхания автора, не чувствует контекста. Он судит фасад, не подозревая, что внутри — архитектура.

Но есть другой тип — Творец-Экспериментатор. Он знает, что истина не даётся бесплатно. Он понимает, что критика может быть светом, если она направлена к делу, а не к тщеславию. Он ищет обратную связь, чтобы стать лучше, а не чтобы выглядеть умнее.

Разница между ними проста: Творец спрашивает — «как сделать лучше?»,
а Тримальхион утверждает — «ты сделал плохо».
Первый хочет строить, второй — блеснуть.

И если первый видит в критике путь к росту, то второй — лишь сцену для самоутверждения. Так рождается шум — многоголосая буря, в которой теряется всё живое.


Глава 2. Страх перед Талантом


Но давайте не будем спешить осуждать. Попробуем понять, что движет этим персонажем. Почему он так охотно судит других, не создавая сам? Почему его критика так часто превращается в насмешку, а насмешка — в агрессию?

Ответ — страх.
Не страх перед кем-то, а страх перед собственным ничем.

Талантливый человек всегда рискует. Он выходит на свет, он показывает себя, обнажает свои ошибки, свои слабости. Он не боится неудачи, потому что знает — без неё не будет роста. Он идёт вперёд, даже когда страшно.

А посредственность не идёт. Ей страшно сделать шаг. И тогда она выбирает другое оружие — слово. Словом можно обесценить любой подвиг. Словом можно замолчать чужой свет.

Вот в чём суть: Тримальхион не столько ненавидит талант, сколько боится его. Потому что талант обнажает ложь посредственности. Рядом с ним становится ясно, кто умеет, а кто притворяется.

Талант рискует быть честным, а честность — всегда вызов. Ведь она разрушает уют лжи. Поэтому, когда появляется человек, который говорит от сердца, делает по-настоящему, — стая Тримальхионов вздрагивает. Она чувствует угрозу. И сбивается в крик.


Глава 3. Стая посредственности


Один Тримальхион — просто смешон. Но когда их становится много, смех превращается в шум, а шум — в оружие.

Они не объединяются ради истины. Их связывает не идея, а страх разоблачения. Это союз зависти, коалиция тех, кто не хочет меняться. Они не строят, они создают дымовую завесу, чтобы не было видно разницы между талантом и пустотой.

Вот их методы:
— Наводнение шумом. Чем громче, тем лучше. Главное — перекричать.
— Искажение смысла. Вырвать фразу из контекста, раздуть её, обесценить труд.
— Удар по личности. Ведь с идеей спорить трудно, а человека обидеть легко.

Так формируется культура крика. Она уничтожает различие между смыслом и звуком. Всё превращается в поток возмущений и реакций.

Но парадокс в том, что они не побеждают. Они просто задерживают движение. Они как ржавчина — не рушат сразу, но портят металл.


Глава 4. Ответ Творца


Можно ли спорить с ними? Нет.
Можно ли их переубедить? Тоже нет.
Спор с Тримальхионом — это попытка объяснить музыку тому, кто глух, но кричит громче тебя.

Единственный ответ — продолжать делать. Не останавливаться. Не отдавать им энергию, потому что шум питается вниманием.

Творец должен сохранить главное — ритм созидания.
Создал — проанализировал — улучшил — создал снова.
Вот формула, которая сильнее любого крика.

Не вступай в их ритм. Они живут реакцией, а ты живи действием.
Когда тебя пытаются сбить — ускорь шаг.
Когда над тобой смеются — усмехнись и продолжай.
Пока они спорят, ты уже на полпути к следующей вершине.


Глава 5. Тишина, которая сильнее шума


Есть особая сила — сила тишины. Это не слабость и не уход. Это форма внутренней власти. В тишине рождаются смыслы, в ней созревает мысль, в ней формируется стиль.

Тримальхиону тишина страшна. Без шума он исчезает. А Творец в тишине крепнет. Именно поэтому шум так боится покоя.

Сохрани свою тишину. Это твоя лаборатория. Твой микроскоп. Именно под этим микроскопом ты видишь, где правда, а где шелуха.

Твоя задача — не доказывать, а делать. Не оправдываться, а углубляться. Качество — лучший ответ на посредственность. Глубина — лучшая месть поверхностности.

Эпилог. Острота как судьба

Да, острота вызывает раздражение. Да, правда колет глаза.
Но без неё нет подлинности.

Тримальхионы будут существовать всегда — они часть пейзажа. Но не им решать, что останется. Шум рассеивается, как пыль, а то, что создано с любовью, остаётся.

Так пусть шум идёт своей дорогой, а вы — своей.
Пусть кричат. Вы идите.
Пусть спорят. Вы творите.
Пусть мир гудит, как улей, — а вы ищите суть, зерно, движение.

Потому что правда — это не голос, не лайки, не аплодисменты.
Правда — это ритм.
Ритм созидания.
И если вы чувствуете этот ритм, значит, шум вокруг — просто ветер.

Эпиграф

«Доллар растёт — цены растут. Доллар падает — цены не падают. Значит, дело не в долларе, а в падлах. — из YouTube, или Жизнь как автор


Улица как экономический барометр

На улице Ташкента репортёр задаёт вопрос, который давно мучает экономистов: — Что происходит с ценами?
Народ, как всегда, отвечает без колебаний.
— Да кто ж знает, брат, — разводит руками Ахмед, продавец моркови. — Доллар вверх — цены вверх. Доллар вниз — цены тоже вверх. У нас, видать, гравитация обратная — всё тянет только вверх.
— А тарифы? — уточняет репортёр.
— Электричество подняли, воду подняли, за мусор — подняли, за интернет — тоже подняли. Осталось только воздух сделать по счётчику. Вдохнул — минус сум, выдохнул — два, — смеётся Ахмед, поправляя ценник.

Жаловаться бесполезно, платить обязательно

Бабушка у лотка с яблоками не смеётся.
— Жаловаться надо, — предлагает репортёр.
— Куда? — вздыхает она. — Они там сами всё решают, а мы тут… стоим и платим.
И правда — вся страна будто живёт в этой формуле: «стоим и платим». Цены растут быстрее, чем доверие, тарифы плодятся, как кролики на субсидиях. Экономисты разводят руками, чиновники рассказывают о «мировых тенденциях», а простые люди уже сами стали экспертами по курсу доллара — правда, только на базаре.


На Западе – закон, у нас – «падлы»

На первый взгляд всё просто: доллар подорожал — всё подорожало. Но в действительности доллар давно стал ширмой, за которой трудятся настоящие мастера — местные «падлы». Они умеют удерживать цены на нужном уровне, создавать видимость конкуренции и формировать лояльную аудиторию.
На Западе таких называют лоббистами. Там их контролируют: требуют отчёты, проверяют связи, наказывают за монополии. У нас — наоборот. Здесь падла не скрывается — она улыбается с экрана, рассказывает про «борьбу с инфляцией» и благодарит народ за «понимание».
На Западе с падлами борются цивилизованно. Антимонопольные комитеты следят, лоббисты обязаны отчитываться, журналисты роют под корпорации, а суд может приостановить любое «чудо-рост». У нас же падлы цветут, как сакура весной: красиво, массово и совершенно безнаказанно.
Здесь падла — не фамилия, а должность. Он может контролировать цену на всё: от коммуналки до картошки, от лицензий до воздуха. А если кто-то решит протестовать — ему быстро объяснят, что справедливость не входит в потребительскую корзину.

Философия ларька

— Всё дорожает, — говорит Саид, продавец обуви.
— А зарплаты?
— А зарплаты — стабильны. Это же наша гордость, — отвечает сосед, продавец носков. — Даже доллар так не держится.
— Может, это мировой кризис? — интересуется покупатель.
— Мировой? — смеётся Саид. — Да я этот кризис вчера на базаре купил! Полкило — кризис, кило — мировой.
В народе давно поняли: чтобы выжить, надо уметь объяснять. Объяснение — это вторая профессия. Пока на Западе инфляцию считают приборами, у нас её ощущают сердцем и желудком. Если народ начал шутить — значит, жизнь опять подорожала.


Чиновник против инфляции

Тем временем чиновник бодро отчитывается по телевизору:
— Дорогие сограждане! Мы активно боремся с ростом цен.
— А что, они уже выросли? — удивляется тётя Гуля с рынка.
— Нет, но мы боремся на упреждение, — уточняет чиновник. — Поэтому, если цены вырастут — значит, не зря боролись.
И вот странное дело — борются годами, а цены всё равно растут. Может, это у них не борьба, а фитнес?

Маленькая победа большой падлы

На совещаниях звучат слова: «инвестиции», «оптимизация», «новые тарифы». Народ эти слова уже переводит без словаря.
«Инвестиции» — значит, ещё подорожает.
«Оптимизация» — кого-то уволят.
«Новые тарифы» — готовь кошелёк.
А ведь когда-то «падлы» были незаметны. Сидели тихо, прятались за чужими решениями. Теперь же — в прямом эфире, с улыбкой. Рассказывают, что всё ради народа. Народ слушает, кивает, а потом идёт платить — за воду, свет, мусор и воздух. Они не производят товар — они производят оправдания. У них своя экономика — экономика объяснений. По сути, «падлы» — это те же разбойники с большой дороги, облаченные властью. И напрашивается вопрос: а в самом деле народ достоин своих «падл»? Да, если не борется с «падлами».


Падлы и народ: гармония интересов

Итак, народ терпит — падлы богатеют.
Народ шутит — падлы не обижаются.
Народ молчит — падлы процветают. Гармония!
А ведь «падлам» тоже нелегко: нужно объяснять, почему всё дорожает и при этом, не моргая глазом.
И только Ахмед с базара философствует:
— Мы, народ, как аккумулятор. Нас заряжают обещаниями, а разряжают тарифами.
— И что делать? — спрашивает репортёр.
— Да всё просто. Пока мы шутим — мы живы. А когда перестанем — тогда и падлы заплачут.

Мораль сей басни

Доллар растёт и падает, но не он главный дирижёр. Главные — те, кто привык управлять всем остальным. Их не волнуют курсы валют, у них своя валюта — бесстыдство, лицензированное на уровне системы.
Так что, как сказал Ахмед, философ с базара: «Не доллар виноват, брат, а падлы. А тарифы — это просто их лучший бизнес-план».
Падлы бывают в каждом обществе. Разница лишь в том, что где-то их называют «лоббистами» и контролируют, а где-то — «ответственными лицами» и награждают.
Но народ живёт дольше любой «падлы». Потому что у народа есть то, чего у них нет — чувство юмора и память.
А это, как показывает история, сильнее любого курса доллара.