Аудиокниги в Исполнении "Абдуллаев Джахангир": Очарование Слов и Искусства Голоса, страница 40

«Невеста» — последний рассказ Чехова.

По свидетельству М. Горького, еще во время работы над «Архиереем» Чехов говорил: «Чувствую, что теперь нужно писать не так, не о том, а как-то иначе, о чем-то другом, для кого-то другого, строгого и честного» («Горький и Чехов», с. 150). Писатель С. Я. Елпатьевский вспоминает, что в начале 900-х гг. Чехов «весь ушел в политику», и, ранее «скептически настроенный», он теперь «стал верующим. Верующим не в то, что будет хорошая жизнь через двести лет, как говорили персонажи его произведений, а что эта хорошая жизнь для России придвинулась вплотную, что вот-вот сейчас перестроится вся Россия по-новому, светлому, радостному…» («Чехов в восп.», с. 579). В преддверии 1905 г. он пишет рассказ, в котором сделал попытку вывести новых людей, молодежь, причастную к революционным событиям. «Пишу рассказ для «Журнала для всех» на старинный манер, на манер семидесятых годов», — сообщает он 26 января 1903 г. О. Л. Книппер-Чеховой.
Работа над рассказом началась в октябре 1902 г. К 20 октября рассказ сложился уже настолько, что Чехов смог сообщить В. С. Миролюбову его название: «…если Вам так нужно название рассказа, которое можно потом и изменить, то вот оно: «Невеста». И опять Чехов беспокоится из-за цензуры: «…«Невесту» пишу, рассчитываю кончить к 20 февраля… Только вот одно: как бы моей «Невесте» не досталось от г. г. женихов, блюдущих чистоту Вашего журнала!» (В. С. Миролюбову, 9 февраля 1903 г.). 27 февраля рассказ был отправлен Миролюбову. «Корректуру пришлите, ибо надо исправить и сделать конец. Концы я всегда в корректуре делаю», — писал при этом Чехов.
Когда в апреле 1903 г. у Чехова была на руках вторая корректура рассказа, он дал ее прочесть М. Горькому и В. В. Вересаеву. Как вспоминает Вересаев, 20 апреля у него с Чеховым состоялся разговор о «Невесте»:
«Антон Павлович спросил:
— Ну, что, как вам рассказ?
Я помялся, но решил высказаться откровенно:
— Антон Павлович, не так девушки уходят в революцию. И такие девицы, как ваша Надя, в революцию не идут.
Глаза его взглянули с суровою настороженностью.
— Туда разные бывают пути» («Чехов в восп.», с. 675).
Однако через полтора месяца Вересаев получил от Чехова письмо (от 5 июня): «Рассказ «Невесту» искромсал и переделал в корректуре». Художник предельно честный, Чехов и в малейшей степени не хотел погрешить против правды. Но, хотя он и снял прямые намеки на уход Нади в революционную работу, эта правка не изменила ни смысла рассказа, ни его оптимистического звучания.

Основатели древнейшей цивилизации на земле — кто они? Это — айну, некогда великий народ, населявший низовья Амура, Камчатку, побережье Охотского и Японского морей, Сахалин, Курилы и Японские острова. В те далекие, седые времена Европа была покрыта километровым ледяным панцирем, а уровень мирового океана был метров на шестьсот ниже нынешнего. Естественно, плодородные, обширные земли Охотии и Ниппониды еще не были покрыты водой и бурлили неведомыми зверями и людьми. Берингова пролива вовсе не существовало и древние люди по суше проникали на американский континент. Японские острова, Сахалин и Курилы представляли собой единый огромный архипелаг, населенный воинственными айнами, так похожими на нынешних русских мужиков, а также великанами, построившими в столь далекие времена на берегу Японии циклопический город, ныне скрытый под водой и гигантские пирамиды.
Какой надо было обладать технологической мощью, чтобы построить в эпоху неолита подобное?! А древнейшие статуэтки людей в скафандрах, это ли не чудо? А кости и бивни мамонтов, шерстистых носорогов и других зверей ледниковой эпохи на островах Охотского моря, вперемежку с костями людей и скелетами великанов?
Нынче айну на территории России осталось всего около сотни, а в Японии — около трех десятков тысяч.
Загадочный, самобытный народ айнк, называющих себя унтара-настоящие люди, несколько тысячелетий вел жестокую борьбу с многочисленными племенами захватчиков, хлынувших нескончаемой рекой на побережье и острова Охотского и Японского морей из Китая и Кореи. В результате яростной борьбы айну были почти истреблены, либо ассимилировались с захватчиками и составили особую военную касту самураев.
Облик первых самураев был скорее европейского типа, чем азиатско-монголоидного. Воинственных айну охотно брали на службу влиятельные люди пришлого народа тэнно (впоследствии японцев). Некоторые потомки айну даже стали сегунами – повелителями пришлых племен. Они имели бородатые лица, круглые глаза и большие носы. Но прошло море струящихся вод времени. Непокорные айну с их загадочной великой культурой эпохи Дземон были повсеместно истреблены.

Дорогие читатели,
Эта история началась как маленький эксперимент, в котором я хотел объединить великие умы русской литературы и показать, как их гений может вдохновить современного писателя. Я благодарен вам за то, что вы следили за этим творческим процессом и вместе со мной помогали Джахангиру Абдуллаеву найти свой путь.
С каждой новой главой, с каждым новым персонажем, мы вместе исследовали самые важные вопросы, касающиеся творчества: в чём истина? В простоте или в безумии? В страдании или в величии? И, как сказал Булгаков, ответ кроется не в выборе одного пути, а в их синтезе.
Я надеюсь, что эта короткая история вдохновила вас так же, как и меня. Помните, что Мастерская существует не только для Джахангира. Она внутри каждого из нас, и в ней ждут свои голоса — те, что помогают нам найти свою уникальную правду и рассказать свою историю.
Творите. С любовью, Автор.

В ранних произведениях А.П. Чехова дача нередко становится описываемых событий. Как правило «дачный текст» выявляется в коротких рассказах, с характерными чертами анекдота, в которых изображены комические ситуации, нелепые поступки, недостатки или слабости героев.
«Зеленая Коса» (1882) – произведение особенное уже тем, что автор определяет его как «маленький роман», состоящий из двух глав.
Первая глава – вводная – посвящена описанию дачи «Зеленая коса» на берегу Черного моря и её владельцев – княгини Марьи Егоровны Микшадзе и её дочери Оли, а вторая – событиям, произошедшим на этой даче, – одной «из глупых средневековых историй».
Рассказчик – дачник, приезжавший каждое лето по приглашению хозяев, – лицо автобиографическое. Кроме того, как отмечают комментаторы, некоторые персонажи маленького романа (Е.П. Егоров, М.П. Коробов и др.), – реально существующие люди, друзья А.П. Чехова.
Точка зрения рассказчика-поэта обозначена с самого начала.
«Романное мышление» рассказчика выражается в оформлении того, чему он стал очевидцем, в особую форму. События, произошедшие на берегу Черного моря в средневековом замке, становятся основой для написания целого романа.
Его романтическая настроенность, «поэтический» взгляд на мир, позволяет создать живописный пейзаж, становящийся текстом. Дача представляет собой подобие средневекового замка «со своими башенками, шпицами, зазубринами, шестами». Описание её, выполненное в романтическом ключе («смиренная красота, «сад с аллеями, фонтанчиками, оранжереей», «кокетливый ветерок», «ясное небо», включает и персонификацию, и интроспекцию. «Зеленая Коса» в повествовании рассказчика – «прелестная дача», «дивная прелесть», «чудное местечко».
Особый ритм произведения задан дачными сроками: «дачный сезон» начинается с мая и заканчивается в сентябре («Мы ежегодно в мае съезжались на Зелёной Косе», «Мы приезжали и гостили до сентября». Своеобразным обрамлением как дачного сезона, так и «романа», является приглашение княгини и Оли: «Каждый март нас приглашали на Зелёную Косу два письма…».
Незавершенность создается кольцевой композицией, несущей идею цикличности, что предполагает продолжение романа («Вскоре я должен получить два письма», «В мае я еду опять на Зелёную Косу».
Поэтическое восприятие дачи омрачается прозой жизни – строгая и капризная хозяйка-княгиня – «самое серое пятно»; самое светлое воспоминание –её дочь Ольга, без которой «поэзия Зеленой Косы была бы неполной».
В моделировании персонажей преобладает принцип каламбурности. Княгиня предстает раскатывающей на двух своих коньках («Этикет – ее конек. Что она жена князя – это ее другой конек». Её поведение характеризуется как «вечное и ужасное пересаливание». Переносный план этой формулы сводится к этикетности: она «враг ветрености и легкомыслия, любит молчание», считает неприличным улыбаться, любит читать нотации и т.д.
Для рассказчика-поэта Марья Егоровна – «жена не то грузина, не то черкеса-князька». Так работает принцип неточности: подчеркивается несколько ироничное отношение к барыне, для которой знатность – высшая добродетель. Лаконичное описание княгини (в духе авторской афиши к драме), несколько противоречивое, постоянно уточняется по ходу сюжета (не строгая, а капризная; любила нас, но упрекала, терзала и т.д.).
Тем не менее, Зеленая Коса для дачников представляется земным раем, главной особенностью которого является его музыкальность (плеск моря и шепот деревьев, сопрано Ольги, теноры и басы дачников и т.д.).
В знак противостояния «темному началу» – княгине – дачники сколачивают целую банду («Да и издевались же мы над старухой!», состоящую их дачников, захвативших лишние комнаты средневекового замка, и соседей.
Фамилии «бандитов» усиливают игровую атмосферу, царящую на Зеленой Косе: доктор Яковкин, газетчик Мухин (усеченный фразеологизм: «делать из мухи слона»), магистр физики Фивейский (ассоциации с древними математиками, связанными с Фивами). Сам же герой-рассказчик – бывший репетитор Ольги – подчеркивает несерьезность обучения: «научил ее плохо говорить по-немецки и ловить щеглят».
В игровой атмосфере дачи, будучи втянутыми в ритуалы княгини, дачники в борьбе с правилами княгини используют невинные детские шалости: заносили куда-нибудь ее ножницы, забывали, где ее спирт, не умели найти ей наперстка», наказание за которые следует незамедлительно. Комически обыгранные суды с маскарадными действиями («Иногда для потехи кто-нибудь из нас провинится в чем-нибудь и по донесению призывается к старухе» завершались дарованным княгиней помилованием и всеобщим гомерическим хохотом.
В романе своеобразно реализуется проблема «отцов» и «детей»: «Она привыкла к нам, как к детям...», «Кто моложе ее хоть на один год, тот молокосос» – в этих характеристиках княгини проявляется её отношение к младшему поколению. Именно поэтому она считает себя в праве вмешиваться в дела дачников и учить их жизни. Такую же позицию она занимает и в отношении к дочери: «считала Олю дитятей», «ставила ее в угол». Поистине драматической представляется сцена столкновения точек зрения отцов и детей: «Не вам, молокососам, учить меня, старуху. Знаю, что делаю. Вы люди умные, а я дура… С богом, сударики!.. Век вам буду благодарна!». Вечный конфликт отцов и детей обнаруживает противостояние двух поколений, основанное на разнице во взглядах, влиянии новых «идей» на традиционный уклад жизни.
Деление всех окружающих на князей и «не-князей» («выражала нам сожаление, что мы не князья» свидетельствует о важности для неё княжеского титула, о благородности его обладателей, древности рода. Потому даже юмористическая заметка о кавказских князьях в «Стрекозе» столь обидна для княгини («Княгиня встала из-за стола и молча вышла». Дерзость Егорова, посягнувшего на идею рода, расценивается как оскорбление.
Упоминание в начале произведения о сентиментальных романах не случайно: дачный сюжет в «Зеленой Косе» пародирует рыцарские романы.
Князь Чайхидзев (жених), поручик Егорова (рыцарь) и Ольга (Прекрасная Дама) составили любовный треугольник. Описание соискателей руки Оли контрастно.
Чайхидзев – «довольно ограниченный малый», «пучеглазый, узкогрудый», на балу «болезненно улыбался и чувствовал, что неловок», намеревался исполнить священную волю отцов. Поручик Егоров – «красив, удачно острит, много молчит и военный», прежде был любимцем княгини, а теперь ненавистный ей.
В именах персонажей романа соединяется христианская, античная мифология и фольклорные мотивы.
Егор – русская форма греческого имени Георгий, «возделывающий землю», – это одно из имен Зевса.
Как и верховное божество Зевс, княгиня является центральной фигурой, руководящей всеми на «Зеленой Косе». Мария – «Госпожа». В связи с именем княгини возникает фольклорный мотив. Героиня русских сказок – Марья Моревна. Но именно поручик нарушает её планы, влезая в её дела. А потом заглаживает вину, написав длинное письмо. В этой ситуации реализуется другое значение его имени: др.греч. – «хорошо пишущий».
С именем Егор связан и символический план романа, разворачивающийся в сюжете. Евграф Егоров становится Георгием Победоносцем, змееборцем, освобождающим царскую дочь от гибели.
Поручик внешне схож с Георгием, который изображался в виде прекрасного юноши. Змеиные черты содержит описание («затянутый в тесный фрак» как в кожу змеи) и поведение Чайхидзева («хотелось блеснуть хоть чем-нибудь».
Обращает на себя следующее соотношение: фамилия поручика – Егоров, а отчество княгини – Егоровна; в этом – своеобразный знак судьбы, указывающей на родство.
Бал, на котором намечался сговор, превратился в карнавал с переворачиванием полюсов мира. «Верх», т.е. короли (Марья Егоровна и князь Чайхидзев), и «низ» (Егоров и «дачная банда») меняются местами.
Карнавал заканчивается полным развенчанием королей. Заговор дачников удался: «Княгиня выходила из себя и нюхала спирт», «сердилась, стыдилась гостей, жениха», её «разбирало бешенство», а жених-«дуралей» только пожимал плечами.
С одной стороны, проделки «дачной банды» разрушают старые добрые обычаи («Идея двух отцов порвалась у самого исполнения». Но, с другой стороны, сами традиции представлены с точки зрения молодого поколения как «глупые» и «дикие». Помолвка детей совершается по приказу пьяных князей, но с соблюдением всех ритуальных действий: целование, обмен кольцами и т.д., – в этом глупость этой средневековой истории. Напоминанием о воле отцов становится фотокарточка, на которой были сняты будущие супруги, – «мишень для бесчисленного множества острот». Карточка – знак обета Оли: «И это воля папы! – говорила она нам, и говорила с некоторою гордостью, как будто бы совершала какой-нибудь громаднейший подвиг.
Она гордилась тем, что отец унес с собой в могилу ее обещание». Оборот «как будто бы» создает особый художественный эффект: верность данному слову – «подвиг» в глазах Оли и «глупость» в глазах молодежи (эпитет «какой-нибудь», отнесенный к «подвигу», усиливает неоднозначность высказывания и подчеркивает «ложность» не свершенного пока еще поступка).
Княгиня, как настоящая владычица, требует послушания от всех. Её требованиям более всех соответствует Чайхидзев, почтительнейше отвечающий на её письма и относящийся серьезно к игре в пикет. Своих дачников она также желает видеть на балу «послушными и завитыми, как пудели; чтобы не шумели; чтобы в комнатах было благоприлично». Внешнее послушание, однако, не мешает друзьям в осуществлении своих планов. Именно нарушение её запретов приводит к избавлению Оли от Чайхидзева.
Сюжетная история строится на обыгрывании архетипического сюжета и оппозиции живое/мертвое. Розыгрыш Ольги превращается в настоящее театральное представление, в котором каждый играет свою роль. Рассказчик становится проводником, ведущим её в глубину сада как будто в потусторонний мир, в мир мёртвых («я попудрился, чтоб казаться бледным, своротил в сторону галстук и с озабоченным лицом и с всклокоченными волосами подошел к Оле».
Умирающий Егоров нуждается в спасении: «Он умирает… Спасите его, Ольга Андреевна!» – так похищена невеста.
Остальные члены банды способствуют нагнетанию обстановки, пробегая мимо с «озабоченными, испуганными лицами». «Кровь остановилась… – шепнул мне магистр физики так, чтобы услышала Оля». Желаемый эффект достигнут: Оля дрожала со страха, залилась слезами. «Освещенный луною поручик, бледный от перепоя» действительно выглядит как мертвец. Так пародийно реализуется традиционный балладный мотив мертвого жениха.
Но «мистическая» сцена заканчивается счастливо: влюбленные обретают друг друга, а сад становится их укрытием. «Умирающий» от любви Евграф, благодаря проделкам банды, получает то, о чем мечтал, – Олю.
Оля, по словам рассказчика, «пляшет как сама Терпсихора». Эта муза в мифологии – спутница Диониса, бога виноделия и веселья, С Дионисом в романе ассоциируется Егоров: его описанию сопутствует мотив опьянения. Он пьян и от алкоголя («пьян как стелька и спал мертвецки», «бледный от перепоя», пропитан водочным запахом), и от любви и счастья («Мы посмеялись над опьяневшим от счастья Егоровым».
Мотив опьянения связывает персонажей романа. Марье Егоровне сопутствует запах спирта («забывали, где ее спирт», «нюхала спирт»). «Запах спирта» обладает двойной семантикой: он, с одной стороны, действует как опьяняющий, а с другой – как отрезвляющий (резкий запах приводит в чувства). Рассказчик, наслаждающийся благоуханием олеандров, также находится во власти опьянения: ароматный цветок очень ядовит и может вызвать головную боль и головокружение. Зеленая Коса с её садами и оранжереями, свежестью моря предстает неким волшебным пространством, наполненным одурманивающими запахами.
Пародийный мотив мертвого базируется на другом – мотиве подмены жениха: нареченный жених Чайхидзев, оказавшись в неловком положении, вынужден покинуть Зеленую Косу, а ненавистный княгине Егоров добивается её расположения.
Нарушив волю родителей, Ольга совершает поступок, недостойный дочери и невесты князя, чем вызывает гнев матери. Тяжелое дорогое платье, «сшитое специально для встречи жениха» – «тяжелые вериги», олицетворение тяжести обещания. После свидания Оля шла, «приподняв немного платье и показывая свои маленькие башмачки»: «маленькие башмачки» становятся символом скрытых ранее и вырвавшихся наружу чувств.
Несоблюдение традиций, неисполнение воли князя Микшадзе, приводит к расколу между дачниками и княгиней. Вопреки законам гостеприимства, даже не «этикетничая», Марья Егоровна прогоняет дачников: «Выпивайте чай и поезжайте отсюда кружить другие головы. Вам не жить со мной, со старухой...» Но «страшно соскучившаяся» княгиня постепенно сменяет гнев на милость. «Мир склеился сам собой» – ассоциируется с восстановлением разбитой чаши. Прежняя жизнь в «земном раю» возобновляется.

А.Н. Лапова