Аудиокниги в Исполнении "Абдуллаев Джахангир": Очарование Слов и Искусства Голоса, страница 13

«Нал – это же так грубо…»
«Чем меньше человек, тем вывеска и билборд его должны быть больше и выше».
«И чем креативнее ты будешь подходить к рекламным объявлениям, тем лучше. Умей, как говорят, креативщики, «завить локон» — создать произведение искусства, не только привлекающее внимание пиплов, но и оставляющее их под глубоким впечатлением. Измени ситуацию в лучшую сторону для себя!..»
«Ты не сердись, но я говорил и буду говорить: нас, специалистов, губит недостаток общего образования».
«Я вообще даже аудиокниги люблю слушать с музыкальным сопровождением, да еще с спецшумами… Ну, знаешь, звуки морского прибоя там… чайки… шелест листьев при дуновении легкого бриза и все такое… Ощущение такое, будто сам присутствуешь на так сказать картинке, нарисованной голосом чтеца… „
“… заумный учитель быстро надоедает своей ученостью заумному ученику. Как говорится, двум медведЯм тесно в одной берлоге».
"… никогда не подчиняйся воле клиента — клиент не всегда прав, особливо в нашем деле. А делай все, чтобы клиент всецело зависел от твоей воли, как наркоман зависит от наркотика, за который он заплОтит любую деньгУ… Да что там деньгУ, душу дьяволу продаст за грамм наркотика! Мать рОдную продаст!"
«Твои ученики, то есть, твои клиенты, – они и будут составлять твою секту. А для них ты все равно что в Индии любой гурУ».
«Институт нужен для галочки, для корки, для подтверждения, что ты специалист… А так, все эти институты, университеты бесполезны в плане общего образования, да и вредны бывают, особливо для нас, частных репетиторов».
«Главнее всего для нашего брата — внешний вид и приличная обстановка.. Пиплы только по внешнему лоску и судят о других смертных — а также по антуражу. Ежели у тебя грязный подъезд, тесные классы да жалкая мебель, то значит, ты беден, а если беден, то, стало быть, у тебя никто не учится. Не так ли, друг мой? Зачем я к тебе пойду учиться, если у тебя никто не учится? Лучше я пойду к тому, у кого много учеников! А оборудуй себе офис в центре города, да закажи себе офисную и учебную мебель экстра-класс, да понатыкай везде видеокамеры, мониторы компьютеров и прочую техническую лабуду, посади за компы несколько молоденьких да сексапильненьких офис-менеджеров женского полу, так тогда ты и опытный, и очень востребованный, а значит, и практика у тебя большая».
«И одеваться нужно прилично. Пиплы так рассуждают: если ты оборван и в грязи живешь, то грош цена тебе, а если ты одет в лучшие мировые бренды, скажем, Louis Vuitton, Gucci, или Prada, носишь очки в золотой оправе, а вместо Смартфона у тебя крутой Айфон, да кругом тебя окружает богатый интерьер, то уж совестно платить тебе как простому репетитору… Тебе будут готовы платить в двадцать раз больше — по сотне евро за урок, а потом похваляться другим, что берут частные уроки у такого-то, после чего сарафанное радио или как там его… цыганская почта!.. сработает по мановению ока, а учеников хоть отбавляй, да еще богатенькие, которые приходят к тебе не за знанием, а так, приятно провести время… Не так ли?»
«Продай последние брюки… трусы продай последние, а размести везде объявления: на столбах, на парадных дверях, в подъездах, разумеется, в газетах, журналах, в Интернете. Пусть объявления работают каждый день — когда ты бодрствуешь, и ночь — когда ты отдыхаешь или спишь. Запомни, sonny, богач – не тот, кто получает большую зарплату, а тот, кто зарабатывает money и во время сна».
«Вот еще одна твоя беда, Вася: не хватает в тебе высокого чувства патриотизма. Ты гляди, перед своими учениками не критикуй ничего нашего, наоборот, говори, что у нас все лучше и круче. Больше доверия будет тебе. Все знают, что там, на Западе, товар делают для людей гораздо лучше нашего, но, все же, суди сам, не все мы готовы к правде. Это ты заруби себе на носу, если не хочешь неприятностей… Как говорил тот же самый Беликов, как бы чего не вышло. Ты знай своё и нос свой не задирай, а тем более в отношении дел государева. Здоровее и целее будешь».
«Time is money, как говорят прогрессивные англичане, а особенно их потомки — американцы… Я, конечно, англосаксов и прочих там америкосов, как все нормальные люди, не люблю, даже презираю… Ох, как я на дух не переношу, особенно, их телодвижения, жесты, глупые их мимики и гримасы… Но что поделаешь! На английском же я зарабатываю money — причем давно уже».
«Скажем так: счастье — это когда здесь и сейчас. Будь ты семи пядей во лбу, но, если ты не востребован в том, что ты делаешь, грош цена твоему образованию, а тем более высшему. Разве ты не заметил, что живут хорошо как раз не обладатели глубокого ума, а именно те, кто имеет такой же практический ум, как и крысы, необходимый в нашем материальном мире для выживания и приспосабливаемости. Так что слишком углубляться в научные дебри, пренебрегая общим образованием, — это все равно что приговорить себя на вечную нищету».
«С пиплами, то есть, с публикой надо уметь обращаться… Публика нынче хоть и образованная, но дикая, бессмысленная. Пиплы есть пиплы, и им тоже и хавать, и развлекаться хочется, то есть, подавай им и хлеба, и зрелище. Вообще, сытые, то есть, богатые люди сами уже не знают, чего хотят, и приноровиться к ним очень трудно. Как говорится, сытое брюхо к учению глухо. Будь ты хоть трижды академиком с семью пядями во лбу, но ежели ты не умеешь подладиться под характер богатенького клиента, то он скорее всего к твоему конкуренту шарлатану типа Петрова побежит типа учиться, чем к тебе, реальному специалисту… „
“Барышни любят про любовь, про хэппи-энды… Но, боже упаси, не давай им все и сразу, не давай фильмы с трагическим концом… Всегда следуй принципу малых доз. Давай в начале малые дозы — привыкание идет постепенно, а потом можно и покрупнее. Обязательно, дозы увеличивай. На первом уроке пусть учат несколько выражений и этого достаточно. Да все простецкие выражения сами в голову ученикам лезут. Ты особенно не заморачивайся. Но ты это так преподноси, чтобы людям казалось, что без твоего участия ничего бы и не вышло. Леди будет довольна от увиденной комедии, а твои сто евро у тебя уже шелестят в кармане. А ты даже не напрягся, не вспотел...»
«Всегда производи на клиента, то есть, на ученика, большое и неизгладимое впечатление. Этим ты всегда будешь располагать к своей персоне. Ты не должен быть на уроках Василием Петровичем, ты должен быть загадкой для клиента и оставаться им по возможности до самого конца, чтобы твой так называемый ученик пытался тебя как загадку разгадать. Поверь — это и будет для него одной из главных мотиваций в учебе, чтобы учиться, учиться и еще раз учиться, как завещал нам один товарищ, который нам с тобой совсем не товарищ, ибо хотел, чтобы все были равными…»
«Всегда мысленно воображай себя то каким-нибудь ученым Мистером Пристли, то загадочным Мориарти, то невозмутимым Шерлоком Холмсом и т.п. Запомни, за фасадом чужих личностей, трудно разглядеть твою истинную натуру далекую от совершенства».
«Ты должен влюбить клиента в себя, а принимая знаки внимания от него, выказывай ему свое одолжение — мол, как же вам крупно повезло, что вы набрели на такую незаурядную личность как я. И уверяю тебя, Вася, ту же мысль ты прочтешь в глазах у своего шибко благодарного клиента. И заруби себе на носу, нет на свете неблагодарных людей, а есть те, кого просто не подготовили к этому».
«И еще, денег от своих клиентов сам не принимай, пусть это делают твои помощники! Собственно, для этого тебе они и нужны. Больше к тебе доверия и уважения будет».
«Чтобы заполнять паузы во время занятий, а они, как ты знаешь, случаются, вооружись всевозможными байками и анекдотами — люди это любят — и при случае сбацай что-нибудь. Увидишь, ты сникаешь доверие и славу самого лучшего учителя».
«Также приправляй свои занятия песенками и стишками на изучаемом языке, и чем они проще и глупее, тем лучше осваивается язык. Запомни: все, что просто – гениально! Ни в коем случае, ничего не усложняй, а попадется тебе самому что-нибудь сложное, бросай в мусорное ведро и ищи что-нибудь попроще».
"… оглядевшись вокруг себя, ты увидишь, что шибко умные, их еще по-простому называют занудами, они как дождевые черви глубоко копают и при этом, как правило, нищенствуют… Их никто не любит: ни их же коллеги, ни их же соседи, ни прочие божьи твари, а тем более — их жены. А если эти зануды работают учителями, то ученики вот просто ненавидят их, на дух не переносят, разбегаются… А того хуже — строят им козни, вешают на них ярлыки. Зануды никому непонятны, а жизнь их тяжела, невыносима… "
"… ежели попадется тебе на пути вот такой вот шибко умный, мило улыбнись ему в фейс, и беги от него яко черт от ладана. Имей в виду, все беды на земле от шибко умных…"
«Я, конечно, не выступаю за то, чтобы вовсе не быть умными; умными надо быть, но в пределах разумного… Пределы всегда должны быть, Вася. И за эти пределы — черту — не стоит выходить. А то, знаешь, распылишь остатки своего конформистского мозга и всё как коту под хвост».
«Мы залезли по уши в свою специальность, а что дальше этого, до того нам и дела нет. Нехорошо, брат! Ах, как нехорошо! Ты думаешь, что, если ты закончил вуз с отличием, знаешь методу — как обучать других, так уж и можешь приносить обществу пользу, да при этом еще и самому кататься как сыр в масле? Ну, нет, брат, с такими узкими, односторонними взглядами далеко не пойдешь… ни-ни, ни в коем случае. Общее образование надо иметь! Общее!..»

Через базарний майдан іде поліційний наглядач Очумєлов у новій шинелі та з клуночком у руці. За ним ступає рудий городовик з решетом, ущерть повним конфіскованим aґpycoм. Навколо тиша… На майдані ні душі… Порозчинювані двері крамниць та шинків поглядають на світ Божий сумно, неначе голодні пащі; коло них немає навіть старців.
— Дак ти кусатись, нечиста сило! — чує раптом Очумєлов. — Братця, не пускай його! Тепера не велено кусатись. Держи! А… а!
Чути собаче скавучання. Очумєлов дивиться вбік і бачить: із дров'яного складу купця Пічугіна, стрибаючи на трьох ногах і озираючись, біжить собака. За ним женеться чоловік у перкалевій накрохмаленій сорочці та розщібнутій жилетці. Він біжить за собакою, і, подавшись тулубом уперед, падає на землю і хапає того за задні лапи. Чути удруге собаче скавучання і крик: «Не пускай!» Із крамниць висуваються сонні фізіономії, і незабаром коло дров'яного складу, ніби виріс із землі, збирається натовп.
— Либонь, безпорядок який, ваше благородіє… — каже городовик.
Очумєлов робить півповорота ліворуч і прямує до стовпища. Коло самих воріт складу, бачить він, стоїть вищеописаний чоловік у розщібнутій жилетці і, піднявши вгору праву руку, показує натовпові скривавлений палець. На півп'яному лиці його ніби написано: «Ну, знатимеш же ти мене, шельмо!» Та й самий палець його виглядає, як знамено перемоги. В цьому чоловікові Очумєлов упізнає золотаря Хрюкіна. В центрі натовпу, розставивши передні ноги і трусячись усім тілом, сидить на землі сам призвідник скандалу — біле хортеня з гострою мордою і жовтою плямою на спині. У сльозавих очах його вираз туги й жаху.
— З якої це причини тут? — питає Очумєлов, врізуючись у натовп. — Через віщо тут? Це ти нащо палець?.. Хто кричав? — Іду я собі, ваше благородіє, нікого не займаю… — починає Хрюкін, кашляючи в кулак. — (Об дровах з Митрій Митричем), коли враз це стерво з доброго дива за палець… Ви даруйте мені, я людина, котора робоча. Робота у мене делікатна… Хай мені заплатять, бо я, майте собі, цим пальцем, може, тиждень не поворухну… Цього, ваше благородіє, і в законі не стоїть, щоб од тварі терпіти… Коли ото кожне буде кусатися, то краще й не жити на світі…
— Гм… Гаразд… — говорить Очумєлов суворо, кашляючи й поводячи бровами. — Гаразд… Чий собака? Я цього так не помину! Я покажу вам, як собак розпускати. Пора вже звернути увагу на таких о суб'єктів, що не хочуть коритись постановам. Як оштрафую його, бісову душу, так він знатиме в мене, що значить собака та інший такий бродячий скот. Я йому нажену холоду!.. Єлдирін, — звертається наглядач до городовика, — дізнайся, чий це собака і напиши протокол. А собаку знищити треба. Негайно! Він, видно скажений… Чий це собака, питаю?
— Це, надісь, генерала Жиґалова, — обзивається хтось із юрби.
— Генерала Жиґалова? Гм… Здійми-но, Єлдирін, з мене пальто… Страх, яка спека. Відай, на дощ… Одного тільки я не розумію: як він міг тебе вкусити? — звертається Очумєлов до Хрюкіна. — Хіба таки він дістане до пальця? Він маленький, а ти бач он який здоровило вигнався. Ти, мабуть, розколупав пальця цвяшком, а тоді й спала тобі в голову ідея, щоб причепитись. Ти ж, бра… звісний народ! Знаю вас, чортів!
— Він, ваше благородіє, цигаркою йому в морду для сміху, а песик не дурний бувши та й хап його… Нікчемний чолов'яга, ваше благородіє.
— Брешеш, сліпоокий! Не бачив, так навіщо ж ото брехати! Їхнє благородіє розумний пан і розбирають, коли хто бреше, а хто по совісті, як перед Богом… А як я брешу, так хай тоді мировий1 розсудить. У нього в законі сказано… Теперечки всі рівні… У мене в самого брат у жандармах… коли хочете знати…
— Мовчать!
— Ні, це не генеральський… — глибокодумно зауважує городовик. — У генерала таких нема. У нього все більше вижли.2 — Ти це напевне знаєш?
— Напевне, ваше благородіє…
— Я й сам знаю. Генералові собаки дорогі, породисті, а це — чортзна-що. Ні тобі шерсті, ні вигляду… підлота сама тільки… І такого б то собаку держати?!.. Чи ви при розумі? Хай тільки попався б такий собака в Петербурзі чи в Москві, то знаєте, що було б, га? Там не подивились би в закон, а вмент — не диш! Ти, Хрюкін; потерпів і діла цього так не лишай… Треба провчити. Пора…
— А по-моєму генеральський… — міркує вголос городовик. — На морді в нього не написано… Я оце в дворі у нього такого саме бачив.
— Звісно, генеральський, — говорить голос із натовпу.
— Гм… Надінь-но, браток Єлдирін, на мене пальто. Щось холодом війнуло… Морозить мене… Ти одведеш його до генерала і спитаєш там… Скажеш, що я найшов і прислав. Та скажи, щоб його не випускали на вулицю… Він, може, дорогий, а коли кожна свиня йому в носа цигаркою тикатиме, то зіпсують як стій та дивись. Собака — тендітна тварина… А ти, йолопе, опусти руку. Нема чого дурного свого пальця виставляти. Сам винен…
— Кухар генеральський іде, його спитаємо… Гей, Прохоре! А йди-но, голубе, сюди. Поглянь на собаку… Ваш?
— Вигадав! Таких у нас зроду-віку не бувало. — І розпитувати тут довго нема чого, — каже Очумєлов. — Бродячий! Нічого тут довго розводитись… Сказав бродячий, значить бродячий. Знищити, от і все.
— Це не наш, — веде далі Прохор. — Це генералового брата, що недавнечко приїхав. Наш не охочий до хортів. Брат їхній, дак той охочий…
— Та хіба братик їхній приїхали? Володимир Іванович? — питає Очумєлов, і все лице йому заливає солодка усмішка. — Ах ти, Боже ж мій, Господи! А я й не знав! Погостювати приїхали! — у гостину…
— Боже ж мій, Господи!.. Скучили за братиком…
А я ж і не знав! Так це, виходить, їхній собака. Дуже радий… Візьми його. Песик нічогенький… Меткий такий… Хап цього за палець! Ха-ха-ха… Ну, чого тремтиш? Ррр… бр… Сердишся, шельмо!.. Ач, який цуцик…
Прохор кличе собаку і йде з ним від дров'яного складу… Натовп регочеться з Хрюкіна.
— Я ще доберусь до тебе! — свариться на нього Очумєлов і, запинаючись у шинелю, простує далі через базарний майдан.